Моя Кубань пропитана босоногим детством, обжигающей ступни черной растрескавшейся землей, бесконечными полями, палящим солнцем, пылью, дорогами. Она наполнена стрекотом тысячи цикад, шелестом тополей, шуршанием травы и стуком колес уходящего поезда.
Вбирая в себя раскаленный воздух, вдыхая ее запах, чувствуя ее дыхание, ты подчиняешься ее неспешности и позволяешь управлять тобой.
Обжигая тебя днем и покрывая пылью, ночью она обрушивает на тебя целый мир звуков, запахов, ощущений. И ты вбираешь в себя все без остатка: и полуденный зной, и ночную, еле уловимую прохладу, и небо усыпанное звездами, и оркестр цикад, кваканье лягушек, мигающих в ночи светлячков, запах ночных фиалок и даже толпы огромных комаров.
Каждый год я возвращаюсь к ней. Каждый год я люблю и не люблю ее одновременно. Каждый год я мчусь туда, каждый год уезжаю без сожаления и каждый раз тоскую, как только возвращаюсь домой.
Я люблю утреннюю прохладу и нежное не проснувшееся до конца солнце. Просыпаешься и потягиваешься вместе с ним. Вежливо просишь заткнуться разоравшегося петуха и идешь умываться, стараясь, чтобы утренняя роса не замочила ноги. Я не люблю росу. Вздрагиваешь каждый раз, когда прикасаешься к мокрой траве ножками, только что, между прочим, вынырнувшими из-под одеяла.
Умывшись, идешь на прод-разведку в огород. Сначала малина. Ее уже не много, она почти отходит, но тем слаще оставшиеся ягодки. Дальше слива. Не совсем еще спелая. Выбираешь поспелее, разламываешь пополам, чтобы удостовериться, что нет подлого червяка и отправляешь все в рот. Кривишься. Кислая. Все-таки еще не поспела.
Немного крыжовника, смородины. Чуточку Йошты. Это крыжовник ,скрещенный со смородиной. Выдумают же! Однако вкусно, черт возьми.
Абрикос стоит, поставив руки в боки. В этом году он свое отработал. Кроме тени от него теперь ничего не добьешься. Персик еще зеленый, и пробовать нечего. Яблоня. А вот с ней еще можно потолковать. Она молодая, поэтому до яблочка рукой подать даже с моим ростом.
Завтрак найден и съеден. Можно возвращаться в дом. Ах, да, по пути не забыть бы запулить огрызком в петуха. Ну, что поделаешь, если товарищ не понимает, когда вежливо просишь прекратить эти кукареканья.
А улица наполняется жизнью и звуками. Нужно успеть все сделать до обеда, пока еще можно не бояться солнца, пока оно еще не нависло над тобой, пока оно еще не обжигает тебя. Слышно как скрипят калитки, туда-сюда мимо двора снуют на велосипедах, слышно как кто-то пилит дрова, где-то вдалеке лают (брешут) собаки, кто-то ругается, то ли на мужа, то ли на скотину. Здесь это всегда звучит одинаково, так что я всегда путаю кого ругают. Все утопает в утренних звуках.
Часам к 10-ти, солнышко, которое до этого нежничало в небесах, начинает во всю улыбаться. Наваливается зной. Не просто приходит, не просто становиться жарко, а именно наваливается, придавливая тебя всей своей массой. Изнуряющий, выматывающий зной. Он прижимает тебя к земле, загоняет в дом, заставляет двигаться медленно, учит не тратить силы, учит находить тень.
И нет больше звуков, кроме треска кузнечиков и жужжания мух. И ветра нет. Воздух застыл, раскалился, не дышит. Время, медленное, тягучее время заполнило собой все вокруг. И его так много, что страшно даже начинать о чем-то думать. Такими мелкими и щуплыми кажутся мыслишки в этой временной карамели.
Все, чем ты привык занимать свое время в Москве, здесь не имеет никакого значения. И время, которого тебе так не хватало там, обрушивается на тебя всеми своими двадцатью четырьмя часами в сутки и оказывается непосильной ношей.
Ждешь вечера, ждешь облегчения.
А вечер не очень-то спешит. Приходит. Неторопливо ждет в сторонке, пока сядет солнце. Провожает последний луч. Вздыхает с облегчением и тут же наступает ночь. Настоящая южная ночь. Черная, низкая, теплая, с небом усыпанным звездами. Яркие, они мерцают и громоздятся одна на одной.
Я выхожу во двор. Окунаюсь в ночь. Смотрю на небо. Млечный путь. Малая медведица. Это единственное созвездие, которое я могу найти на небе.
Ветер приносит запахи ночных цветов и звуки ночи. Они баюкают тебя, что-то шепчут, а ты чувствуешь себя такой маленькой и такой одинокой. Единственные, кто тебя в этом разубеждают, так это комары, которые непонятно как находят тебя в этой темноте, не жалеют тебя, но и не оставляют тебя в одиночестве.
Я хочу к Морю. Завтра вечером я поеду к нему.
Море - это то, без чего мне трудно представить свою жизнь. Это определенно больше, чем просто лежание на пляже и купание в соленой воде. С Черным морем у меня особо длительные отношения.
И к нему я еду не сразу. Не хочу приезжать запыхавшейся, с ворохом еще не отпустивших забот. Я отдыхаю пару дней у Бабушки, смываю свою дорожную пыль, покрываюсь местной, успеваю устать от солнца, немного загореть. И только потом сажусь на электричку и еду в Новороссийск.
Расстояние не очень большое, но бесконечно долго преодолимое. Электричка, подолгу останавливаясь на маленьких станциях и пропуская встречные поезда, проползает солнечные поля подсолнухов, зеленые поля кукурузы, поля пшеницы вперемешку с маками, утыкается в горы, ползет сквозь них, и, наконец , упирается в железнодорожный вокзал Новороссийска.
Первое, что ты чувствуешь, приезжая в Новороссийск, так это запах моря. Воздух пахнет соленой водой.
Вечерний город наполнен огнями. Южные города - особые. Они не забирают у тебя, у приезжего силы, они к тебе снисходительны. Для них ты странный. Отдыхай, чудак!
Мне нужно проехать на троллейбусе от вокзала через весь город. Я люблю этот маршрут. Троллейбус ползет через центр, вдоль бухты, метров в 500-стах от моря, которого не видно из-за домов. Я меняю шум вокзала на троллейбусную суету, занимаю место возле окошка и улыбаюсь. Просто я знаю места, где стройные ряды домов имеют пробоины, достаточные, чтобы увидеть каменистый серый берег и полоску темной, почти черной воды. Завтра я приду к нему вместе встречать рассвет.
Я встречаю рассвет на Малой земле, забравшись на самое острее гигантского каменного судна. Тут ветрено, но отсюда открывается потрясающий вид на Суджукскую косу и на Цемесскую бухту. Видно как море меняет цвет. А, если обернуться назад, можно увидеть, как солнце заливает город.
Я знаю, что я еще немного тут посижу, потом спущусь к морю, и пройдусь вдоль берега по большим серым камням. Я не буду спешить заходить в воду, я буду слушать, как волны перебирают камушки, выбирая самые яркие.
И несколько следующих дней солнце и море будет любить и ласкать мое тело, и тело будет мне за это благодарно.
